«Пусть цветут тысячи цветов». Ответ Артема Шрайбмана на критический разбор «Часики тикают» от Ирины Сидорской

Но начну я с благодарности Ирине Сидорской за внимательный и по-настоящему вдумчивый просмотр наших выпусков, который очевиден из глубины её разбора. Здесь есть лишь одна ремарка, связанная с форматом шоу. Ирина ошибочно сочла, что амплуа Жени Сугак в нашем проекте – ведущая, которая обсуждает актуальные проблемы с «одними из основных “новых” белорусских экспертов». Это не совсем так. В нашем проекте царит гендерное равенство :): нет ведущих, все трое выступают в одинаковой роли участников разговора.

Перейдём к сути тезисов коллеги. Ирина абсолютно точно подмечает особенность нашего формата – это свободный диалог между «хорошо знакомыми людьми, которые понимают друг друга с полуслова и, главное, общаются не просто в спокойной и доброжелательной, но подчёркнуто привычной и дружеской атмосфере». Выбирая этот формат со всеми его особенностями, мы отдавали себе отчёт, что разговор между друзьями и классическая дискуссия в эфире между экспертами имеют разный «вайб». И поэтому в сам дизайн «Часиков» заложено то, что проект может диссонировать с привычками части аудитории, которые хотят большей строгости формулировок и тональности дискуссии.

Ирина справедливо отмечает эту двойственность эффекта: то, что нравится одной части аудитории, может раздражать другую, и наоборот. Здесь важно подчеркнуть, что такой же подход мы исповедуем в отношении абсолютно всех особенностей нашего формата, в том числе тех, которые сложно поддаются объективной оценке – вроде интонации, стиля ведения дискуссии и психологического воздействия на разных зрителей. Кто-то черпает из наших выпусков позитивные эмоции и готов разделить с нами ироничный подход к серьёзным вещам, включая смех над тем, над чем не принято смеяться в других шоу. Для других зрителей это может стать серьёзным раздражителем, нарушением внутренних табу, переходом каких-то красных линий и даже оскорблением чувств.

Мы не пытаемся намеренно травмировать или провоцировать людей на негативные эмоции, но, повторюсь, мы осознанно выбрали именно такой подход к разговору – свободный, не срежиссированный, «нефильтрованный» – который допускает этот риск. Это не «баг» проекта, это его «фича».

Поэтому, когда Ирина, обсуждая наш выпуск о беларусско-украинских отношениях, отмечает нашу недостаточную чуткость к деликатности темы при выборе манеры разговора, мне сложно воспринять это как критику. Ведь мы не ставили себе целью подобрать такую тональность разговора, которая бы оставила максимальное число зрителей с незадетыми чувствами. Мы полагаемся на свободу выбора персональной медиадиеты у нашей аудитории: зритель волен подобрать для себя такой контент, который максимально отвечает её или его интеллектуальным и эмоциональным запросам.

Если Ирина убеждена, что любой производитель контента или публичный комментатор обязан прежде всего руководствоваться принципом «не навреди» в отношении эмоций и травм каждого из своих зрителей или даже их большей части, то здесь стоит зафиксировать принципиальное расхождение во взглядах между нами. Мы не разделяем такую точку зрения на долг спикеров перед аудиторией и считаем, что в зрелом медиаполе есть место для контента с разной степенью эмоциональной деликатности.

Другой фокус критики Ирины касается недостатка нашей эмпатии в отношении тех, о ком мы говорим. Экспертка пишет о «будто специально подчёркиваемом социальном неравенстве» между нашим «недостижимо более привилегированным положением» и воюющими украинцами, политзаключёнными, зрителями внутри Беларуси и вынужденными эмигрантами, «активно противостоящими режиму Лукашенко и помогающими украинским беженцам и ВСУ».

Здесь мы заходим на территорию субъективного впечатления каждого конкретного зрителя от того, что есть достаточная и недостаточная эмпатия. От себя я могу лишь сказать, что все перечисленные Ириной группы пользуются нашим безусловным восхищением, поддержкой и максимально доступной нам эмпатией.

Но признаюсь, что переход обсуждения к «привилегированности» нашего положения в сравнении с другими людьми вызывает некоторое смятение. Для таких смелых выводов нужно знать о каждом из нас чуть больше, чем можно понять через экран YouTube-шоу. Как минимум, нужно иметь уверенность, что мы сами не подходим под какие-то из характеристик «менее привилегированных» групп, перечисленных Ириной. А я могу вас заверить, что в некоторых из этих «окошек» у каждого из нас стоит своя галочка.

Если вывод о привилегированности базируется лишь на красивом визуале бара, в котором снимаются «Часики», периодических англицизмах-паразитах в нашей речи, стильных кроссовках Рыгора или красивой причёске Жени, то мы заходим в зону, не слишком доступную для экспертной дискуссии. Убеждён, Ирина с этим согласится.

Наконец, перейдём к главному, на мой взгляд, риторическому вопросу из текста Ирины – о роли интеллектуалов и экспертов (спасибо за лестную характеристику) в сегодняшней ситуации. Позволю себе полную цитату:

«Какова миссия и роль экспертов сегодня, где тот баланс между служением истине с её идеалами объективности, независимости от любых акторов, выраженными в афоризме “Платон мне друг, но истина дороже”, и ответственностью перед обществом, которая подразумевает видеть в нём одного из основных стейкхолдеров, чьей потребностью является в том числе потребность в разделении чувств, мотивации на дальнейшее сопротивление авторитаризму, а не в насмешках и демотивации?»

Я полностью разделяю такую постановку важнейшей дилеммы об идентичности и роли экспертов в публичном пространстве. И хотя сегодняшняя ситуация действительно полна катаклизмов, о которых пишет Ирина, лично мне приходилось задумываться об этой дилемме со своих первых дней в журналистике, а затем в политической аналитике, ещё 10 лет назад. Последний раздел текста Ирины создаёт впечатление, что ей ближе второй из её вариантов ответа на этот вопрос: у публичного комментатора, эксперта, аналитика есть в том числе и социальная функция, от которой нельзя уходить. И если общество требует мотивации на борьбу, задача публичного интеллектуала – эту мотивацию давать, а не гасить.

«Как медицинский диагноз в зависимости от коммуникативного мастерства врача может восприниматься и как приговор, и как алгоритм для спасения жизни, так и слова экспертов должны интерпретироваться аудиторией не как “сколько можно укреплять имидж «аднаго з найбольш таленавітых дыктатараў сучаснага свету»”, а “что мы можем предпринять, чтобы добиться поставленных целей”, – пишет Ирина.

Моя профессиональная философия всегда исходила из того, что в нашем деле «диагностика» и «рецептура» могут быть разделены между разными людьми. Во-первых, у разных сегментов аудитории есть спрос на разное. Кому-то нужен трезвый и холодный анализ ситуации, кому-то – вдохновение и мотивация двигаться дальше. Кроме того, практика показывает, что смешение этих жанров разговора у одного человека обычно вредит качеству анализа.

Интеллектуалы и спикеры, которые слишком увлекаются амплуа политического гуру, наставника, пастора, путеводной звезды и мотивационного спикера, со временем упираются в неразрешимые дилеммы. Например, как поддерживать градус энтузиазма своей преданной аудитории в ситуации, когда взятая ранее планка транслируемого оптимизма и надежд уже много лет не соприкасается с реальностью? Условный Максим Кац может просто переключиться с беларусов, которым он предсказывал «победу вот-вот», на другие аудитории. Я предпочитаю иначе относиться к соотечественникам, которым по каким-то причинам интересно моё мнение.

Но в проекте «Часики тикают» мы не стараемся парить над схваткой и не воздерживаемся от наших субъективных рецептов. Мы их охотно даём, если нам есть что сказать. Но здесь мы подходим к моменту концептуальных разногласий с текстом Ирины. Во-первых, нам не близка идея о том, что наша аудитория нуждается в постоянных инъекциях позитивной мотивации и алгоритмах достижения каких-то целей. Даже если мы остаёмся в предложенной Ириной парадигме восприятия миссии публичных спикеров, иногда холодный душ бывает не менее полезен, чем похлопывание по плечу.

Но, во-вторых, я хотел бы поставить под сомнение саму парадигму отношения к производителям контента через призму их социальной ответственности. В этом взгляде есть оттенок сервисного отношения к публичным спикерам: раз ты имеешь платформу и позволяешь себе что-то с неё говорить беларусскому обществу, будь добр, соответствуй вот таким требованиям к социальной полезности своих выступлений, их тональности, тактичности и уровню эмпатии.

И здесь у меня возникает несколько риторических вопросов. А с какого именно момента у спикеров возникает такой набор обязанностей?  Готовы ли мы выставлять их к блогеру, у которого 1 000 подписчиков? А если их 100? А если их 5? Или мы готовы признать за «микроблогерами» возможность свободно самовыражаться на своей личной платформе или личном YouTube-канале? Превысив какое число подписчиков, аналитик или эксперт обязан учитывать эмоциональное состояние и потребности какой-то части своей аудитории к постоянному подбадриванию? Распространяется ли эта социальная нагрузка на все медийные проекты конкретного спикера, или ей/ему позволено иметь «на стороне» свой маленький уголок нефильтрованного свободного самовыражения? Или же в полные катаклизмов времена у публичных людей не должно быть такой возможности?

Чтобы не утонуть в философских дебатах в поисках ответов на эти вопросы, я предлагаю руководствоваться принципом «пусть цветут тысячи цветов» в отношении беларусского медиаполя. На нём и так есть более чем достаточно продуктов и спикеров, которые действуют, исходя из примата своей социальной ответственности перед аудиторией, который предлагает Ирина. А это значит, что у зрителей, которым по каким-то причинам сложно воспринимать контент вроде «Часиков», не настолько обременённый нормативами тональности разговора, эмпатии и уместности смеха при обсуждении травмирующих тем, есть богатый выбор альтернатив.