«Мы находимся в ледниковом периоде». Беларусский национализм: почему он такой и есть ли у него будущее — рассуждают эксперты

Любовь к Родине — это тоже национализм в широком смысле

Что именно можно точно назвать национализмом — консенсуса нет ни в экспертной среде, ни в обществе. В самом широком смысле понятие национализма включает в себя любое позитивное отношение к нации: патриотизм, любовь к Родине, привязанность к национальной культуре. Вообще в академической сфере национализмом часто называют любое движение, которое исходит из интересов нации, народа, стремится к развитию национальной культуры и национальной государственности, объясняет Андрей Казакевич:

«Но в обыденном политическом языке многих стран, в том числе Восточной Европы, к националистам, как правило, причисляют тех, кто ставит интересы своей нации выше интересов других наций или считает свою нацию выше других. То есть термин имеет негативные коннотации и его используют в отношении своих оппонентов. Например, в России Путин при всей радикальной националистической риторике националистом не считается. Официально так характеризуют только марциальные (дикие, воинственные – Ред. Media IQ) экстремистские группы в самой России, а также любые даже умеренные движения в постсоветских странах, которые выступают за независимость и развитие национальной культуры».

Когда появился беларусский национализм и что он из себя представлял?

По словам Андрея Казакевича, все формы современного беларусского национализма сформировались в начале 1990-х годов и прямой преемственности с предыдущими периодами практически нет:

«Но если говорить о формировании национального движения, национальной идентичности, интереса к национальной культуре — то оно началось во второй половине XIX века. Первой политической манифестацией беларусской идентичности можно считать Кастуся Калиновского и его соратников, которые пытались говорить для и от имени беларусов, на их “народном” языке. Но после подавления восстания 1863–1864 года традиция прервалась».

Следующий этап — конец XIX–начало ХХ веков. Это разворачивание беларусского культурного проекта, формирование новой литературы, родоначальником которой стал Франтишек Богушевич. Институциональное оформление беларусского культурного и политического движения происходит в начале XX века и связано с появлением газеты «Наша Ніва» и первой партии «Беларуская сацыялістычная грамада». Своеобразной «точкой невозврата» для политического оформления национального движения стала 3-я Уставная грамота БНР, когда впервые на политическом уровне была провозглашена идея беларусской государственной независимости, считает Андрей Казакевич.

Валер Булгаков отмечает, что для исследователя беларусского национализма конца XIX – начала XX в.в. это прежде всего не политическое, а просветительское движение, направленное на продвижение в массы неких «горячих» идей. В первую очередь это деятельность по продвижению национального языка в «воображаемом» национальном сообществе. В то время это происходило при помощи литературного творчества и иных гражданских активностей:

«Если смотреть на динамику беларусского национализма — то он является реакцией на деятельность академической науки XIX века, прежде всего филологии и этнографии, благодаря которой появляется доктрина, что беларусы являются отдельным народом, национальным сообществом. Программа же беларусского национализма идёт дальше: ставятся задачи по ликвидации угрозы исчезновения беларусского языка при помощи широкой культурной деятельности, развития и пропаганды национальной культуры. Политические требования, в том числе лозунг политической независимости, в беларусском случае появляется достаточно поздно, не ранее 1917 года».

Первые беларусские националисты — кто они?

Валер Булгаков делает вывод, что беларусский национализм — достаточно молодое явление, возникшее в конце XIX века, а как общественно-культурное движение он оформился в первые годы XX века.

Публицист также подчёркивает, что в научном сообществе отсутствует консенсус по поводу возникновения беларусского национализма. Разные учёные связывают с ним различных беларусских авторов XIX века: Яна Борщевского, Винцента Дунина-Марцинкевича, затем — Франтишка Богушевича с его крылатой строкой «Не пакідайце ж мовы нашай беларускай, каб ня ўмёрлі…» Именно последний, по мнению Валера Булгакова, соответствовал всем критериям национального деятеля, с ним можно связать возникновение доктрины беларусского национализма:

«Он был неким предтечей движения, которое вспыхнуло в начале XX века. А именно — попытка выпуска Вацлавом Ивановским первой беларусской газеты «Свабода», затем — издание братьями Луцкевичами газеты «Наша ніва», возникновение первого легального издательства «Загляне сонца і ў наша аконца». То есть идеолог — Франтишек Богушевич, реализаторы — Вацлав Ивановский и Иван Луцкевич. Как видим, беларусский национализм генетически связан с римско-католической традицией и шляхетской средой — у его истоков стояли люди, связанные с западным цивилизационным кругом. Эта одна из причин его непринятия и прямой враждебности со стороны всевозможных “русских людей”».

«Сказочная русская земелька Белоруссия». Почему беларусский национализм стал таким, какой он есть, что на это повлияло?

Говоря об основных проблемах, при которых зарождался беларусский национализм, Андрей Казакевич напоминает, что в то время не было политических и общественных институтов, на базе которых можно было развивать национальное движение. Ведь государственные институты Российской империи, в составе которой тогда была Беларусь, видели своей целью ассимилирование беларусов, старались разрушить основы для формирования национального движения:

«Церковь — и православная, и католическая — тоже не поддерживала беларусскую национальную идею. Не можем говорить и о том, что была благоприятная культурная (книгопечатание на беларусском) и образовательная среда (на территории Беларуси не было ни одного университета). Уровень грамотности беларусов был весьма низок (особенно среди православных) — по сути, было очень мало читающей публики, которая могла бы знакомиться с работами первого поколения национального движения. Не было устойчивой экономической основы, финансовых ресурсов, инвестиций в развитие национального движения, ведь и среди правящих сословий — шляхты, дворянства — беларусскую национальную идею поддерживали единицы. Поэтому процесс основывался, в большинстве, только на энтузиазме деятелей, которые не были состоятельными людьми».

Валер Булгаков отмечает, что беларусский национализм рождался в условиях столкновения властей Российской империи, которая использовала академическую науку для обоснования своих имперских притязаний, с местной элитой, хранившей память о Речи Посполитой:

«Однако не следует думать, что все местные уроженцы шли на прямой конфликт с имперским центром. Как раз-таки наоборот — многие местные выходцы, начиная от Фаддея Булгарина, совершили выбор в пользу конформизма и обывательского “здравого разума”, то есть — интегрироваться и строить карьеру в российских структурах. Есть масса примеров того, как выходцы из Беларуси становились успешными российскими учёными, политиками, офицерами.

Вторая половина XIX в. — время агрессивной российской пропаганды, что Беларусь — это исконно русская земля. То есть данная территория описывалась не как интегрированная часть Речи Посполитой, а некая сказочная русская земелька (Белоруссия) со своими фольклором и “испорченным” русским языком, которую захватили и тиранили коварные поляки. И простой обыватель свыкался с этой мыслью, на уровне массового сознания происходило затухание исторической памяти о Речи Посполитой».

Почему в 90-х национализм не получил широкую поддержку в Беларуси?

По словам Валера Булгакова, слабость и запоздалость беларусского национализма, и как следствие — отсутствием массовой общественной поддержки, обусловили его политический разгром в середине 1990-х. Беларусский язык перестал присутствовать в официальной политике, а политические силы, разделяющие идеи беларусского национализма, были выдавлены с политической сцены. Такое состояние вещей длится уже почти 30 лет:

«Из официального политического пространства беларусский язык практически вытеснен: официальные лица лишь изредка и бессистемно могут делать на нём какие-либо политические заявления. Можно говорить о схожести нынешней языковой ситуации в Беларуси и существовавшей во второй половине XIX века, когда допускались определённые ниши для присутствия беларусского языка — к примеру, в сборниках народных песен и этнографических материалов».

Анализируя тот же период, Андрей Казакевич говорит, что в 1990-х годах условия для национального движения стали гораздо более благоприятными, однако в целом многие проблемы, которые были в начале XX века, сохранились. Сильная и самодостаточная идентичность у беларусов за годы советской власти не оформилась, было крайне скудное представление об истории Беларуси, и после небольшого периода в начале 1990-х государственная политика вернулась к советским практикам, продвигая не столько национальную, сколько советскую идентичность. Опять же, большинство «националистов» было из интеллигенции, поэтому они не обладали серьёзными финансовыми и административными ресурсами:

«И только с конца 2000-х годов более-менее хорошо складываются условия для усиления национальной идентичности. В частности, в плане интереса к истории представителей бизнеса, государственных служащих, представителей IT-сферы, которые имеют финансовые ресурсы. Способствуют и некоторые отрасли экономики — например, развитие внутреннего туризма. Власти в этот период пытаются интегрировать в себя какую-то часть национального нарратива.

За последние тридцать лет сформировалась новая беларусская литература, историография, образовался новый пласт горожан, которые начали отстраивать свою идентичность не на советской или русской (российской) основе. Это создало возможности для укрепления национальной идентичности. Но при этом многое работало в обратную сторону: с начала 1990-х количество активных пользователей беларусского языка значительно сократилось, многие элементы национальной культуры и традиции приобрели исключительно этнографический характер».

«Слухи о смерти преувеличены». Кто сейчас является сторонником беларусского национализма и есть ли у него будущее?

Вопрос, кто в современной Беларуси является «националистом», — не очевиден, продолжает Андрей Казакевич. Если говорить о традиционном национализме как о политическом движении, то этот сегмент в Беларуси сейчас в глубоком кризисе:

«Если в 1990-х на этом поле играл БНФ, который поддерживало до 15-20 % населения, то сейчас таких популярных партий нет. Не видно и новой генерации «националистов» — в отличие от той же Украины, России, Польши, где «националистический» сегмент хорошо выделяется. При этом надо учитывать, что Беларусь — пространство активности не только беларусского национализма, но и русского (российского), который продвигается, в том числе, государственными беларусскими идеологами, некоторыми общественными организациями. И в риторике Лукашенко также стало много “общерусского”, западно-русского, да и просто российского (русского) национализма. Тут достаточно вспомнить высказывания вроде: “старший брат” (в отношении России), “столица Родины” (в отношении Москвы)».

Хотя пока нет оснований утверждать, что происходит снижение интереса, а после 2020 года произошло даже усиление национальной идентичности через важный гражданский компонент — политическое участие, вызовы остаются. И основной — это идеология, которая транслируется через госСМИ, школу, университет, уверен Андрей Казакевич:

«Всё больше государственная идеология становится на рельсы русоцентризма, навязывания “русской”, а по факту — российской идентичности, подчинения беларусского видения истории и культуры российским нарративам с некоторыми советскими вкраплениями. И если такая политика будет продолжаться достаточно долго, то её эффект будет сказываться на общественном сознании, но предсказать, как это будет, пока невозможно».

Валер Булгаков полагает, что идеи беларусского национализма (от радикальной до мягкой форм) разделяет около 25-30 % беларусов. Эти люди, как правило, критически относятся к нынешней власти, выступают за интеграцию в Европу (хоть социологически значимая группа пожилых беларусскоязычных, проживающих в сельской местности, активно поддерживала Лукашенко):

«Слухи о смерти беларусского национализма, однако, преувеличены: можно сказать, мы находимся в ледниковом периоде, когда формы национальной жизни протекают подо льдом. События 2020 года проходили под национальной символикой, и это даёт основания думать о его “светлом будущем”».

Почему в Украине национализм сильнее, чем в Беларуси?

По сравнению с украинским национализмом беларусский намного опаздывает, продолжает Валер Булгаков. В конце XIX века в Украине уже было собственное академическое сообщество, массовая пресса, школьное образование, молодёжное движение, а в Беларуси это появляется лишь в 1910-1920 годах. Это опоздание в возникновении национализма по сравнению с Украиной составляет одно-полтора поколения. Поэтому национально ориентированные силы и оказались беспомощны в 1990-х годах, и эта слабость имеет историческое обоснование. Молодое движение не смогло заручиться массовой общественной поддержкой.

Андрей Казакевич подчёркивает, что в Украине, безусловно, национальная идентичность гораздо более сильная и консолидированная, и основной причиной этого считает государственную политику последних 30 лет. К тому же уровень лингвистической ассимиляции в БССР был в разы больший, чем в УССР, где всегда оставались регионы, в которых украинский язык доминировал. Кроме того, Беларусь полностью находилась в составе Российской империи в отличие от Украины.

Как проявляет себя национализм в Беларуси и в ЕС по отношению войны России против Украины?

Когда национализм достигает своей главной цели — построения национального государства — он становится маргинальным и реакционным политическим движением, заявляет Валер Булгаков:

«Не случайно в Европе национализм — ксенофобский, антиэмигрантский, антиамериканский, а поэтому — пророссийский. К примеру, правые политики Германии, Франции, Венгрии выражают поддержку России в её нынешней войне в Украине. Дело в том, что национализм в Европе — это не политический мейнстрим, а глубокая периферия. При его помощи борются за избирателей, которые невосприимчивы к либеральным лозунгам и идеям. В Беларуси ситуация обратная. Хоть политические силы, которые традиционно связываются с национализмом, маргинализированы, и об их существовании можно судить только по заявлениям в соцсетях, в сфере культуры и СМИ наблюдается кипучая энергетика.

Беларусь по сравнению со странами ЕС находится в совершенно другом пункте истории. Ведь никто во Франции не борется за сохранение французского языка, или в Германии никто не кричит о необходимости вступления в ЕС и НАТО. Национальное государство там является давно свершившимся фактом. У нас всё по-другому: тему возможной утраты государственного суверенитета педалируют как левые, так и правые, как политики от власти, так и от оппозиции».

Что касается национализмов Восточной Европы в контексте нынешней войны, то для них актуален рост критического отношения к России, утверждает Андрей Казакевич:

«Усиливаются различные проявления негативного отношения к РФ, её нарративам и культуре. Пока не можем сказать, насколько глубоко это зайдёт, но тенденции есть. Беларусь — не исключение, здесь происходят те же процессы, только размежевание с российским влиянием и культурой идёт более мягко, чем в других странах, и происходит, главным образом, в среде противников действующей власти. Сторонники России тоже консолидируются, но пока нет данных, что их число растёт. Несмотря на то, что политика власти как раз направлена на то, чтобы усиливать пророссийские нарративы, она может стать ещё одним фактором роста понимания угрозы со стороны российского национализма в обществе. В конце концов, ориентация на Россию после 2020 года привела к войне и санкциям, а не экономической стабильности и процветанию».