«Если общество уязвимо к пропаганде — ликвидация памятников не поможет». Как быть с архитектурным наследием при смене идеологий
Почему коммунистическое архитектурное наследие лучше переосмыслять, чем уничтожать.
На фоне нападения России на Украину громче звучит тема дерусификации, декоммунизации, деколонизации и десоветизации. Страны, вышедшие из-под власти России, хотят отгородиться от имперского идеологического влияния.
Из недавних примеров — в Украине 7 июня инициировали создание специального совета по «дерусификации, декоммунизации и деколонизации». После начала войны в Киеве начали сносить памятники и другие памятные знаки, связанные с СССР и Россией. В частности, Арку дружбы народов переименовали в Арку свободы украинского народа и демонтировали стоящие возле нее советские статуи двух рабочих. В Харькове демонтировали памятник Александру Невскому, в Николаеве — Александру Пушкину.
Но уничтожение идеологически пропитанных артефактов — не единственный способ адаптации культурной среды к изменениям в обществе. И не всегда самый эффективный. К такому выводу приводит осмысление сказанного на майском круглом столе «Маркеры идеологии: трансформация коммунистических дворцов», где эксперты поделились исследованиями современной жизни этих построек. Рассмотрим некоторые прозвучавшие там тезисы.
Через архитектуру продвигаются идеологии
Коммунистическая идеология действительно транслировалась через архитектуру. Яркий пример — Дворец культуры и науки в Варшаве, построенный в 1950-х. Выполненный в стиле сталинского ампира, он содержит в себе проявления империализма и колониализма, говорит архитектурный антрополог и исследователь урбанистики Михал Муравски. Само слово «ампир» происходит от французского empire — «империя». Такая архитектура советской империи напоминает архитектуры империй французской и британской.
Размещённые на здании статуи указывают на социалистический интернационализм, говорит Муравски. Показаны разные национальности и даже расы — не только советского блока, а всего мира. Это концепция сталинского мультикультурализма. Скульптуры были созданы в 1955 году, когда проводился международный фестиваль культур в Варшаве.
«В идущей войне против Украины используются символы нацистского фашизма Германии и российского, — говорит Муравски. — Через них в сегодняшней политике выражаются эмоции, которые привязаны к сталинскому языку, разработанному в те советские годы».
Тот же язык проявляется в архитектуре Дворца. Напомним, обиду на декоммунизацию упомянул 21 февраля президент России Владимир Путин, анонсировав нападение. Он назвал современную Украину продуктом коммунистов: якобы её создали за счёт отторжения исторически российских территорий. И то ли в шутку, то ли всерьёз подменил понятия, намекнув, что «настоящая декоммунизация» — это аннексия этих территорий сегодняшней Россией. Так воспроизводится сталинская идея расширение империи.
При этом Дворец культуры и науки в своё время был представлен как подарок — польскому народу от советского. Газета «Trybuna Ludu» писала в 1952-м:
«Короли, священники и магнаты дарили друг другу подарки с древних времён… Но когда одна нация дарила что-то другой, простым людям? Никогда*… Возможно, однажды это назовут новой главой в международных отношениях»
Это был пропагандистский жест и выражение власти.
Так и вышло. «Как вы смотрите на башню, здесь в Варшаве, вроде тех, что у нас дома»? — спросил Молотов будто невзначай: «Что ж, да, почему бы и нет», — ответил Сигалин.
Михал Муравски заметил в такой презентации сходство с тем, как Владимир Путин в 2012 году спонтанно предложил мэру Москвы создать парковую зону возле Кремля. «Вы знаете, у меня возникла только что мысль… Может, мы могли бы создать парковую зону прямо здесь, в центре Москвы, рядом с Кремлём?», — спросил Путин. «Это было бы здорово», — ответил Собянин.
Пропаганда использовала приём контраста, показывая с одной стороны щедрый дружественный СССР, а с другой — США, бомбящие Корею. Дворец культуры и науки — против культуры войны, распространяемой Америкой.
Несложно заметить советскую унификацию городов: коммунистические дворцы похожи друг на друга. Хотя мультикультурализм и предполагал локальную адаптацию. Тот же Дворец культуры и науки содержит характерные польские элементы декорации (русский архитектор Лев Руднев и его команда даже ездили по Польше с исследовательскими экспедициями).
А иногда коммунистические дворцы и вовсе оказывались копиями. Например, дворцы спорта в Минске и Волгограде. Сходство усилилось в хрущёвские времена, когда архитектура упростилась.
Отношение людей динамично, неоднородно и неоднозначно
Насилие сопровождало строительство Дворца культуры и науки в Варшаве с самого начала, писала в своих дневниках польская писательница Мария Домбровская. Насилие приезжих рабочих над женщинами, конфликты между строителями, принудительные переселения, 16 смертей в результате несчастных случаев… Кроме того, в польском обществе «подарок» был принят не так радужно, как его презентовала пропаганда: свежа была память о событиях Второй мировой и катынском расстреле. На таком историческом фоне неудивительны сегодняшние призывы снести это здание и подобные постройки.
Но считать, что коммунистическая архитектура вызывает у современных горожан однозначные эмоции — упрощение.
Так, в Болгарии доктора социальных наук, профессоры Катя Ианкова и Соня Милева провели многолетнее исследование отношения жителей страны к коммунистическому наследию. Оказалось, что отношение сильно отличается в зависимости не только от политических взглядов (правые или левые), но и от конкретного объекта (к советским топонимам типа «Дружба» относятся скорее хорошо, Дворец культуры в Софии любят, а к мемориалу Бузлуджа равнодушны), и от времени исследования (ненависть 90-х и 00-х позже сменилась любовью), и от региона (ненависть в Софии, безразличие в малых городах). Оказалось, что спектр чувств не просто разнообразный, но и сложный: ненавидеть и симпатизировать можно одновременно.
Переосмысление эффективнее уничтожения
«От прошлого избавиться невозможно, — считает Катя Ианкова. — Главное не сами здания, а идеи». Можно уничтожить здание, но стереть идею или память сложнее. Как «подаренный» Варшаве Дворец науки и культуры не затмил собой катынский расстрел, так и снос Дворца не отменит коммунистическую часть истории Польши.
Более того: уничтожить и заменить — это как раз коммунистическая логика. Так, Дворец бракосочетаний в Вильнюсе был построен на лютеранском кладбище, а Дворец спорта — на еврейском. «Я думаю, это была одна из черт советской идеологии: уничтожить место и построить там нечто новое, с советским смыслом», — отмечает магистр искусств Маргарита Петерсон. Но, отмечает исследовательница, полностью память о захоронениях ликвидировать не удалось.
«Нужно перейти от стадии разрушения к стадии рефлексии и сохранения этих зданий, — считает Катя Ианкова. — Попробовать интегрировать здания в общественную жизнь, помочь людям прожить связанные с ними чувства. Потому что у общества есть потребность в такой переработке опыта. Мы не можем всё время жить в состоянии жертвы или агрессора. В то же время многие хотят сохранить коммунистическое наследие для будущих поколений».
Успешные примеры реинтеграции коммунистической архитектуры существуют. Тот же варшавский Дворец культуры и науки вписался в современность, отмечает Михал Муравски:
«Несмотря на весь негативный контекст, Дворец сегодня представляет многоликую социалистическую культуру. Там проходят протесты: например, за и против абортов, акции солидарности с Украиной. В этом здании есть гражданский, общественный дух. И после падения СССР этот дух активизировался. Раньше Дворец принадлежал властям. Сегодня — муниципалитету и всем людям».
Вильнюсский Дворец культуры профсоюзов в 2004 году пережил пожар, который уничтожил советский смысл этого здания, рассказывает Маргарита Петерсон. Потому что после пожара здание стало центром современной культуры, андеграунда. На нём появилось граффити, оно принимало художественные выставки, фестивали, клубы. Несколько месяцев назад Дворец снесли: тут будет самый большой концертный зал города.
Харьковские советские здания до нынешнего нападения России, говорит урбанистка, исследовательница украинской архитектуры Евгения Губкина, выполняли ту же миссию, что была заложена активистами пролетарского движения: развитие горизонтальных общественных связей.
«Они всё ещё полезны для детей, для сообществ, для НГО, чтобы вместе тусоваться, собираться и что-то делать, — отмечает исследовательница. — Сегодня эти объекты, наряду с другой инфраструктурой, попадают под удары России. Раз они хотят и их разрушить, может, эти здания всё ещё играют какую-то роль?»
В постсоветских странах существуют выставки и даже целые музеи, посвящённые переосмыслению советского идеологического искусства. В Литве — музей советских скульптур «Парк Грутас», в Эстонии — постоянная экспозиция памятников советской эпохи в Таллине, в Украине — Музей пропаганды.
Уничтожение визуальных проявлений пропаганды и её идеологическая деконструкция — не одно и то же, считает украинская исследовательница советского искусства Евгения Моляр.
«Мы должны понимать, каким образом пропаганда создавалась и в чем было сильное ее влияние, — отмечает она в интервью «Медузе». — Это сделает людей сильнее, сделает их менее уязвимыми к новой пропаганде — не важно, с какой стороны. Нужно не просто избавиться от объекта, а деидеологизировать его, сохранив при этом само произведение».
Идея творческой переработки и адаптации советского искусства вместо уничтожения продолжается в колонке Моляр на YouArt:
«Декоммунизация и дерусификация будут эффективнее, если вместо болгарки использовать острое слово или точный образ. Сегодня важно показать миру качественно новый метод работы с трагическим прошлым Украины — цивилизованный, без разрушения и вандализма. То, что на оккупированных территориях захватчики сразу берутся за восстановление памятников Ленину, доказывает, что практика “разрушения/восстановления” абсолютно неэффективна. Нужно выйти из этой парадигмы и освободиться наконец от диктата советской пропаганды. Давайте докажем себе, врагу, миру, что на украинцев советская пропаганда уже не действует, потому что мы не совки. Мы свободные люди, способные к критическому мышлению, деконструкции образов и преодолению стереотипов. Ведь если общество уязвимо и так чувствительно к пропаганде — ликвидация памятников не поможет. На месте свергнутых идолов появятся новые. Вместо исторических манипуляций прошлого появятся политтехнологии будущего, которые будут подавлять свободу. Важно научиться видеть пропаганду, понимать ее сущность и методы. Вот тогда памятники прошлого перестанут нести угрозу для современного общества, страны, нации».