Екатерина Дейкало: «Государство нарушает права человека не только своим действием, но и бездействием»

Екатерина Дейкало. Фото предоставила героияна публикации

– Права человека – это свобода от чего или для чего? 

– Права человека – это и «свобода от» и «свобода для» одновременно. Это тот необходимый минимум, чтобы обеспечить человеку человеческую жизнь в противовес нечеловеческой. Мне нравится такое определение: существуют некоторые вещи, которые никогда не должны быть сделаны по отношению к человеку, а также некоторые иные вещи, которые, наоборот, всегда должны быть сделаны по отношению к человеку. И то, и другое – права человека.

– Недавно руководитель президентского портала «СБ. Беларусь сегодня» Дмитрий Жук выступил с резонансным заявлением: «Если вы услышали слова “права человека”, после которых идут какие-то рассказы про вашу родину – Беларусь, знайте, – это враг нашего государства». Почему пропагандистская машина позволила себе такое высказывание?

– Потому что права человека стали одним из признаков несогласия с режимом. О правах человека говорят те, кто против власти. А все, кто против власти – это враги. Кроме того, права человека – это «западная ценность», а Запад – идеологический враг. Сейчас идёт активная «антизападническая» кампания по дискредитации ценностей «другого лагеря», в том числе и демократических ценностей.

Интересен тот факт, что позиция по правам человека звучит по-разному у разных представителей системы. Например, ещё в 2022 году замминистра иностранных дел Беларуси Юрий Амбразевич выступил на Пекинском форуме по правам человека 2022, и из его речи следовало, что Беларусь не отрицает саму концепцию прав человека, но не согласна с её «западной трактовкой». И это квинтэссенция того, как понимаются права человека беларусским режимом. Они считают, что могут сами определять, что такое права человека. В целом МИД избрал тактику «А у вас…». В 2022 году они подготовили доклад про нарушения прав человека в европейских странах и США «Наиболее резонансные случаи нарушения прав человека в отдельных странах мира», в 2023 – продолжили эту практику. Кстати, на сайте МИД есть отдельная вкладка – «права человека» в контексте Беларуси. Исходя из пассажа Жука, весь МИД – враг государства.

Пропаганда и власть добавляет всё больше признаков/элементов, которые усиливают дихотомию «свой-чужой» и маркируют «врагов». В том числе  обрабатывают информационно  свой электорат, вносят в законодательство свои незаконные действия, формализуют их. При этом у режима нет стройной концепции того, что должно получиться в итоге, но есть генеральная линия и маячки, как узнавать «врагов».

– Почему понятия «права человека» и «государство» идут в одной связке? И может ли государство ограничивать права человека?

Потому что государство – основной носитель обязательств по правам человека. Оно –  основной регулятор, у него основные ресурсы, чтобы обеспечивать права человека. Государство – как институт – создано людьми для того, чтобы им обеспечивать комфортную жизнь, и частью этого комфорта являются права человека.

Вообще, права человека – это часто поиск баланса между интересами или двух людей, или человека и общества. И обязанность, задача государства – этот баланс обеспечить. Поэтому, конечно, большинство прав человека может быть ограничено.

Есть две ситуации, в которых государство ограничивает права человека: чрезвычайное положение – отдельная статья в обоих Пактах 1966 года и ограничения в остальных случаях  в «мирное время». Но ограничения должны соответствовать строгим критериям, которые – тоже часть обязательств государства: законность ограничения (то есть ограничение должно быть предусмотрено правом), законность цели, ради которой ограничивают (для чего вы ограничиваете), пропорциональность и соразмерность ограничения этой цели (почему для этого нужны именно такие ограничения). Нельзя ограничить ни при каких условиях: право на жизнь (в части произвольного лишения жизни), свободу от пыток, запрет рабства, право на справедливый суд, и в случае с чрезвычайным положением нельзя ограничить свободу мысли, совести и религии.

«Отмена смертной казни – это не о том, что нам жалко жестокого убийцу, это о том, что мы – люди.»

– В Беларуси совсем недавно был вынесен очередной смертный приговор. Смертная казнь есть не только в Беларуси, но и в США, например. Является ли она составной частью прав человека? Почему Беларусь отказывается от возможности не казнить? 

– Консенсус по недопустимости смертной казни пока есть только на европейском, региональном уровне. На универсальном уровне его нет. Это не считается нарушением права человека на жизнь с точки зрения универсального стандарта. Потому что, напомню, есть запрет на произвольное лишение человека жизни – то есть грубо говоря «без суда и следствия».

Но государства европейского региона пришли к консенсусу, что такое наказание, даже если оно законно – негуманно, и поэтому для себя определили его незаконность. На европейском уровне во многих сферах стандарты прав человека более продвинутые, чем на универсальном.Так произошло потому, что требуется согласие намного меньшего круга государств, обладающих одинаковыми ценностями, поэтому им легче договориться. На универсальном уровне такого добиться сложнее, 193 государства (члены ООН) – и все с разным культурным, экономическим, политическим бэкграундом.

Скриншот: mlyn.by

Беларусь и географически, и исторически принадлежит к европейскому сообществу. Но режим Лукашенко – нет. Поэтому Беларусь под управлением этого режима и не отказывается казнить.

Эту тему власти всегда используют как один из инструментов для манипуляций общественным мнением, в том числе апеллируют к древнему референдуму 1996 года: мы идём за волей народа. Вопрос в том, сколько осталось тех людей, которые голосовали? Насколько цифры 1996 года имеют значения в сегодняшней ситуации?

Вообще нужно сказать, что решать вопрос о смертной казни на референдуме – плохая идея в принципе. Это как раз один из случаев, когда государство должно просто принять решение об отмене, задавая определённый трек развития общества. Потому что общественное мнение можно подготовить, а темой смертной казни очень легко манипулировать. Это видно даже на уровне комментариев в соцсетях после последнего приговора. Начинают давить на страдания жертв, жестокость и «кровавость» убийц. Но отмена смертной казни в первую очередь – это не о том, что нам жалко жестокого убийцу, это о том, что мы – люди. И мы не хотим убивать людей именем государства. Отмена смертной казни – это, прежде всего, о нас самих. Если мы выбираем европейский путь, отсутствие смертной казни – часть этого пути.

– О чём журналисты забывают упомянуть, рассказывая аудитории о правах человека? Можно ли сказать, что какие-то права важнее?

– Все права человека взаимозависимы. Нарушение какого-то одного всегда будет влечь ущерб для реализации других. Другое дело, что последствия нарушения одного права могут быть тяжелее, чем других.

Я думаю, что СМИ важно напоминать о системе координат: государство – как носитель обязанностей, и человек – как  носитель прав. Люди должны понимать, что у государства есть конкретное обязательство: что оно должно вам и вы можете это требовать. В то же время есть обратная ситуация, когда люди считают, что права человека – это вообще всё то, что им нравится, и всё, что хочется. Поэтому, когда журналисты пишут о правах человека, важно разводить эти ситуации. Какая бы тема ни подогревалась общественным мнением, журналисту в некоторых случаях может быть важно проконсультироваться с экспертом по правам человека, который сущностно отделит то, что не входит в понятие прав человека. У каждого права человека есть чёткое содержание:  обязательства государства, что оно должно обеспечить или сделать, какие должно создать условия для реализации прав. Важно понимать, что государство может нарушать права человека не только своими действиями: милиция кого-то избила, разогнали митинг, но и своим бездействием. Мне кажется, на первые случаи чаще обращают внимание. Но, например, непринятие определённого законодательства или других мер тоже может быть частью нарушения прав человека.

Важно понимать, что в ситуациях, в которых мы не привыкли видеть права человека, могут быть их нарушения.

И это может происходить из-за привычки считать гражданские и политические права более важными, более серьёзными, чем социальные и экономические. На самом деле, очень важно вникать в суть социальных и экономических прав.

К примеру, если государство не может обеспечить в стране доступность для людей импортных лекарств – это часть нарушения права на здоровье. Если вам в поликлинике назначают беларусский аналог и не рассказывают, что есть ещё вот такой и такой импортный препарат (который может быть более эффективным) и вы его можете купить, если хотите, т. к. врач следует из установки, полученной от государства, – это нарушение права на здоровье.

Или в ситуации, когда государство построило систему образования так, что нет нормальной системы подготовки учителей, когда в педвузы идут с самым низким проходным баллом, когда туда поступают те, кто не смог больше никуда поступить. Если педагогические кадры, которых готовит система, не владеют современными методиками, не имеют возможности постоянно повышать свою квалификацию в соответствии с международными стандартами и лучшими практиками – это есть нарушение права на образование. Потому что одним из элементов этого права и обязательств государства по соблюдению этого права является в том числе  и качество кадров, учебников, программ. То есть нарушение права на образование – это не только когда вы, допустим, не можете найти беларусскую школу, но и в принципе, когда вы не можете найти нормального учителя в школе.

Скриншот: s-k.by

«Режим Лукашенко, как наследник советской системы, “вешает лапшу на уши” своему электорату по поводу социального государства»

– В СССР социальные права были приоритетнее гражданских и политических? 

– Действительно, советское законодательство формально существенно расширило социальные и экономические права людей, да и большевики к власти пришли на социальном месседже. Но дело в том, что дать женщине отпуск по уходу за ребёнком, право на 8-часовой рабочий день, предоставить возможность отправить детей в детский сад, ездить в санаторий и получать конфеты от профсоюза на Новый год – это не означает соблюдения социальных и экономических прав. То есть это далеко не все.

В СССР социальные права были не приоритетнее, они были манипуляцией в принципе.

В этом есть большая манипуляция и режима Лукашенко, который, являясь смысловым наследником советской системы, «вешает лапшу на уши» своему электорату, выпячивая социальные и экономические права как свой приоритет – государство для народа, социальное государство. Но не может быть соблюдения социальных и экономических прав без соблюдения гражданских и политических. Нарушение одних прав практически всегда ведёт к невозможности пользоваться эффективно другими. Ни при советской власти, ни при постсоветском режиме Лукашенко человек не являлся целью и ценностью для государства, он просто инструмент, ресурс. А когда человек не является целью, говорить о соблюдении социальных и экономических прав не приходится в понимании международного стандарта. Советская система и точно так же режим Лукашенко не воспринимают обеспечение  социальных и экономических прав как свою обязанность перед человеком, но скорее – как некий дар, благо, которое они человеку дают. Взамен же требуется лояльность.

Поэтому ни СССР, ни Беларусь не являются в полном смысле этого слова социальным государством. Это опять же к вопросу о системе координат: носитель обязанностей – держатель прав. Государство эти права просто должно обеспечить, и точка. Это не его «милость», благосклонность. Это обязанность. У беларусских чиновников этого фокуса нет в принципе. Отсюда и главный вопрос 2020-го в отношении протестующих: чего вам ещё не хватает?

Или очень показательно тоже в 2020-м было, когда пошёл месседж властей – декретный отпуск не для того, чтобы ходить по акциям. Вот их понимание социального государства.

– Можно ли утверждать, что в странах с авторитарными режимами права человека нарушаются автоматически?

– Соблюдение прав человека – это часть верховенства права. Которое в свою очередь означает, что человек может ограничить власть государства с помощью права – институтов и процедур, в том числе, когда нарушаются его права. В государстве с верховенством права власть деперсонифицирована: определённые должностные лица выполняют свои функции в рамках своих полномочий, институты и механизмы работают вне зависимости от того, какой у нас премьер-министр, какой у нас президент, с какой ноги сегодня встал председатель Верховного суда, т. е. процедура работает независимо от того, кто какую должность или пост занимает. Меняются правительства и президенты, ключевое слово – меняются, а разделение властей работает и работает.

В авторитарных режимах не может быть верховенства права, так как сама суть такого режима – в отсутствии независимых ограничителей.

Такие режимы устанавливаются через ликвидацию любых ограничителей: разделения властей, независимости СМИ, гражданского общества и прочего – для того как раз, чтобы персонифицировать власть.

Кстати, показательны недавние слова ректора Академии при президенте Вячеслава Даниловича: «В нашей традиции – персонификация верховной власти». 

Поэтому, конечно, да – в стране с авторитарным режимом точно нарушаются права человека. Вопрос лишь степени, форм, массовости и прочее.

Но тут важно сказать, что вообще права человека нарушаются в любом государстве, даже с самой устойчивой демократией. Вопрос в реакции государства и в его цели. Когда твоя цель – человек, ты делаешь всё, чтобы исправить ситуацию. Когда твоя цель – сохранение собственной власти, ты делаешь всё для этого, убирая с пути всё, что мешает, в том числе и всякие права человека.

«Когда журналист пишет о правах человека, то – в определённой мере – он ещё занимается просвещением аудитории»

– Поэтому и правозащитные организации, и СМИ и должны иметь возможность свободно работать, чтобы, помимо разделения властей, создавать дополнительный противовес государству. Они сигнализируют государству о том, что оно идёт не туда, направляют, помогают добросовестно выполнять свои обязательства. Правозащитники не связаны ни с какой политической силой, власть не является их целью. Их задача – стоять на страже соблюдения прав человека, кто бы их ни нарушал: действующая власть, оппоненты действующей власти, оппозиция, – если нарушают права человека, то точно так же должны быть призваны к ответу. В нормальной картине мира, не в авторитарном государстве, задача не утопить кого-то, а помочь призвать быть добросовестным в отношении обязательств по правам человека. Но если государство не хочет идти на контакт и, более того, не просто не соблюдает права человека, а специально нарушает их, дополнительно усугубляет свои нарушения, то тогда правозащитная работа из диалога, который должен быть на самом деле, превращается в противостояние. Но в авторитарных режимах по-другому не получается.

– Что бы вы посоветовали журналистам при подготовке статей о правах человека? 

– Важно отметить, что когда журналисты пишут о правах человека – их работа сама по себе помогает реализовывать права человека, как минимум свободу слова и право на информацию. Поэтому у государства есть особые обязательства обеспечить условия для свободной работы СМИ. Кроме того, на мой взгляд, когда журналист пишет о правах человека, то он в какой-то мере ещё и занимается просвещением аудитории.

От того, как и в какой тональности журналисты напишут о правах человека, будет зависеть, как люди будут воспринимать те или иные темы, связанные с правами человека, и сами права человека. И в нашем обществе с достаточно низкой правовой культурой это особенно важно. В ситуации, когда происходит радикализация общества – это особенно важно. Недавно, например, муссировалась тема, когда балтийские страны начали запрещать выдачу туристических виз беларусам. И тогда всплывал месседж, что это нарушение права на свободу передвижения. Но на самом деле это право не включает в себя право въезжать в чужую страну. Оно включает в себя право свободно передвигаться по той территории, на которой вы легально находитесь, и выезжать из страны, а права на туризм – такого нет.  Другое дело, что проблема часто не в журналистах, а в некоторых активистах (мнения которых транслируют журналисты), которые не прочь покричать чего-то пострашнее, так как им кажется, что это убедительнее.

Когда мы говорим, пишем, что что-то является нарушением права, которое на самом деле таковым не является, это подрывает серьёзность позиции. Становится сложнее обратить внимание на проблему, потому что вы справедливо слышите в ответ, что ваши права не нарушаются и всё. Поэтому чем более взвешенной будет подача, тем более, на мой взгляд, будет вероятен успех. Это зона повышенной ответственности: проверить, действительно ли то, о чём вы пишете – нарушение прав человека, или это из серии «нам не нравится».