«Войны бы не было, если бы мир воспринимал Беларусь и Украину серьёзно»

Трансформация темы Беларуси в медийной повестке

– На острие повестки долго оставаться невозможно. Сначала беларусы ушли из центра внимания мирового сообщества, затем фокус этого внимания значительно сместился: народ, который до начала войны в Украине боролся за демократию, внезапно стал военным соагрессором… Ты с 2020 живёшь в Европе, какими наблюдениями можешь поделиться? 

– Беларусь стала во второй половине 2021 года едва видима в международной медийной повестке. Как и в случае Украины, Беларусь в должной мере всерьёз не воспринимается. И эта война бы не случилась, если бы наши страны (Украина и Беларусь – Прим. Media IQ) воспринимались всерьёз как самостоятельные политические субъекты.

Именно поэтому санкции не были введены в случае Беларуси, а сейчас мы получаем те санкции, за которые боролись в конце 2020-го и весь 2021 год.

Так что новость о Лукашенко как о соагрессоре оказалась на переднем плане, и понадобилось время, чтобы напомнить миру нашу демократическую повестку, то, что вообще-то мы активно и массово не поддерживаем этого монстра.

Беларусь ушла из повестки, как Украина ушла из повестки после всплеска короткого интереса к ней в 2014 году. Сейчас в медийной повестке Германии, за которой я слежу, разумеется, в центре Украина, а Беларусь упоминается чаще в связи с Лукашенко. Да, были короткие новости о том, что беларусы сопротивляются и «партизанят», в Европе это заметили, и есть ряд журналистов, которые борются за эту беларусскую повестку. Но этого недостаточно.

Сейчас очень важный момент для теоретической и практической работы, когда отношения между Россией и остальными странами бывшего советского пространства, и не только, не могут больше оставаться прежними. Война вынуждает к этому. Гегемония России во всех смыслах: в военном, политическом, культурном — неприемлема, она в любой момент может обернуться войной. И это угроза в первую очередь нам, близким соседям. Но и остальным тоже.

Почему в немецких СМИ война стереотипизирована

– Во Вторую мировую, с которой так часто сравнивают текущую войну, не было интернета и такого обилия фото- и видеоматериалов, которые разлетаются в режиме онлайн. Что ты отметила в освещении войны в медиа?

– Феминистки из разных сфер — академической, культурной, из средств массовой информации пришли к неожиданному выводу: в немецких СМИ изображение войны в Украине очень стереотипизированное и милитарное. Героями выступают вооружённые мужчины (другой распространённый образ — разрушенные города и бегущие люди), а читая украинские и беларусские СМИ, мы видим, что героев очень много, там и женщины, которые вместе с мужчинами сражаются, готовят еду, там и музыканты, и люди, которые документируют происходящее, и учителя, и люди, занятые доставкой гуманитарной помощи. Одна моя украинская коллега отметила, что в Украине считают главными героями не военных, а скорее волонтёров. Очень интересно, что у нас оказался менее стереотипизированный взгляд, чем у немцев. Я вижу много материалов, как хрупкие спасают ещё более хрупких, людей старшего возраста, людей с инвалидностью, трансгендерных людей. Как спасают домашних животных.

Да, тяжело читать про разные опыты, но это необходимо, это даёт выход в горизонтальное пространство, надо говорить про права человека, про сексуальное насилие, и такие разговоры — залог мира в будущем, восстановления на демократических основаниях. Тогда будет возможен переход от иерархического мира (а война всегда вертикаль и иерархия) — к плюральности и нормальной жизни.

Агрессор вооружён, но отвечать можно не только при помощи оружия, есть ещё солидарность, помощь, разные формы взаимодействия и заботы друг о друге. И в пространстве войны мы разные.

– Ты сказала о стереотипном восприятии войны в немецких медиа. Мне это удивительно слышать, ведь в Германии столько усилий по преодолению стереотипов…

– Послевоенной мирной демократической Европе было сложно вообще вообразить войну. Да им сложно было вообразить, что происходило в Беларуси. Я была в тюрьме 15 суток, но уже это вызывало у всех моих немецких знакомых невообразимый шок, этот ужас им тяжело представить. А войну — тем более сложно. И когда они стали её описывать, дали о себе знать стереотипы о войнах, которые были в 19-20 веках.

Отчасти в этой войне присутствуют элементы архаического, но также появилась современная медийная компонента — мы следим за войной практически в режиме реального времени.

Иерархические структуры и стереотипные роли существуют и в Германии, просто сейчас они ожили, и сегодня мужчины опять с радостью примеряют на себя образы вооружённых мужчин… Конечно, в Германии больше разнообразия, но все эти патриархальные структуры и властные асимметрии — они тоже есть.

Политика, которую проводила Германия, Меркель и Шрёдер, ориентировалась на экономические интересы, обслуживала Путина и признавала его власть, в том числе над соседями России. Война началась в 2014 году, а голос украинцев и украинок так и не стал в полную меру слышимым. Гегемония России, в том числе в культурном смысле, не была поколеблена. А именно это могло предотвратить новую фазу войны. Всё это обнаруживает: за кулисами общественного развития были такие отношения, которые создали условия для новой фазы войны.

Коллективная вина беларусов и четыре вида коллективной ответственности

– Поговорим о коллективной вине и ответственности, об этом продолжаются споры. Так за что беларусы сегодня несут ответственность и какую?

– Война многие понятия упрощает и обобщает, мы это видим на примере эмоций. Важнейшими стали ненависть и гордость. Все остальные эмоции им подчинены: чтобы сопротивляться врагу, нужно иметь ненависть и гордиться, верить в свои силы. И это нужно понимать, чтобы потом вернуться ко всей сложности эмоционального мира, а также к критическому отношению к нему.

По этой причине, мне кажется, и возникают многие споры. Часто беларусы рассматриваются не по отдельности, а отождествляются с государством, с режимом Лукашенко. Потому что война — это упрощение категорий.

Если говорить про коллективную вину беларусок и беларусов, о которой много спорили, то сама по себе коллективная вина и ответственность — сложное понятие, которое не стоит упрощать. После Второй мировой и Холокоста философ Карл Ясперс выделил четыре уровня коллективной ответственности и вины: юридическая, политическая, этическая и метафизическая, которую я бы называла сегодня общечеловеческой.

Соглашаться или признавать коллективную ответственность и вину — это вопрос и о том, к каким сообществам мы себя причисляем.

Политическая ответственность, например, в чём-то формальная, ведь весь мир разделён сегодня на политические, национальные сообщества. В позитивном смысле это означает, что я в тех или иных формах забочусь о своих согражданах, мне не всё равно, что с ними происходит. Получается, если мне небезразлична их судьба, то я и несу ответственность за всё сообщество. Когда нам говорят «вы как беларусы за всё отвечаете», я как член сообщества, в формальном смысле, действительно могу с этим согласиться. Однако могу сделать уточнение, что именно эта ответственность значит для меня. Например, политическая ответственность может найти выражение в словах Малькольма Икса, борца за права чернокожих: «Мы не несём ответственности за своё угнетение, но несем ответственность за своё освобождение». Получается, наша ответственность заключается в том, что мы оспариваем, например, легитимность Лукашенко и это тоже форма политической ответственности. Если признаем, что мы члены одного политического сообщества, очень сложно оставить его на произвол судьбы.

Хотя кто-то с более индивидуалистической позицией, например, скажет «я отвечаю только за себя». Но тогда сообщество распадается, и как тогда возможна солидарность?

Второй вид ответственности — морально-этическая ответственность, когда мы отвечаем перед собой, когда «голос совести» нам говорит, правильно я поступаю или нет. Однако, если интерпретировать понятие совести — то это ведь тоже про то, как оценивают мои поступки другие люди… но тут речь уже не про политическое сообщество, а речь о меньшем круге, например, это может быть профессиональное сообщество или дружеский круг. И тут в беларусском случае я могу сказать: моя совесть чиста, я всю жизнь боролась против Лукашенко, его решения нелигитимны уже давно, тут я снимаю с себя ответственность.

Третий вид ответственности — общечеловеческая ответственность. Да, мы обеспокоены многими вещами, которые касаются не только Беларуси, и понимаем, что, к примеру, экологические проблемы не решаются на уровне одного человека или государства, они решаются на глобальном уровне. Такими вещами занимаются международные организации, вся правозащитная повестка тоже такая. То есть мы также несём ответственность за то, чтобы международные институции работали. С другой стороны, нести эту ответственность значит то, что нам не всё равно, что происходит в любой другой точке земного шара. Нас меньше касается то, что происходит например, в Мьянме. Но даже когда мы этим интересуемся, мы чувствуем причастность. Когда есть причастность, есть активная позиция и тогда, возможно, мы можем что-то сделать? Помочь людям, хотя они далеко?

Этот уровень ответственности объединяет всех людей, которые живут на планете, и в этом смысле мы, беларуски и беларусы, ответственны за то, что сейчас происходит в Украине.

Четвертый уровень ответственности — это юридическая ответственность. С ней может быть проще всего. Есть преступник, например, Лукашенко — надо его судить.

Наша ситуация показывает, как всё непросто с индивидуальной и коллективной ответственностью. Есть коллективное измерение и индивидуальное измерение. К кому, к каким сообществам мы себя причисляем? Насколько мы хотим и можем отвечать не только за себя, но и вместе с другими и за них, например, за наших родителей или детей? Насколько и в каких смыслах важна для нас Беларусь? Как мы можем продолжать нашу борьбу за демократию в Беларуси дальше? А теперь это ещё и открытая борьба против Путина, против войны. Против беззакония и насилия в Беларуси и за её пределами.

– Всё это напоминает слои, и, когда ситуация тяжёлая, человек не всегда способен различить и разделить все эти уровни ответственности. Многие пострадали от режима, они говорят «какая ещё моя ответственность? я её не чувствую, я и так сидел/сидела в тюрьме!»

– Даже те, кто говорили, что не хотят брать никакой ответственности, втягивались в дискуссии. И это симптом. Наверное, мы не можем свести себя к какому-то одному поступку в какой-то конкретной ситуации, мы переживаем за сообщество и его судьбу.

Понятие коллективной ответственности стало триггером.

Для людей характерно не хотеть быть в позиции жертвы, мы хотим быть в активной позиции и контролировать свою жизнь. Значит, мы хотим что-то делать, влиять на ситуацию.

B нашей очень сложной ситуации срабатывает «а что я могу сделать? как я могу показать другим, что я и Лукашенко — это не одно и то же?». У меня нет сил, но как я всё же могу поддержать украинцев? Я хочу их поддержать, хочу хоть что-то сделать.

– То есть, когда мы пишем, что нет сил на это всё и хочется  плакать, это тоже активность?

– Активность ведь бывает очень разная. Феминистки ввели понятие эйдженси — действия, способности действовать вопреки обстоятельствам, но необязательно в признанных форматах сопротивления. Это действие заключается и в том, что мы формируем нашу этическую самость. Человек размышляет, она или он не согласен, у него нет сил… Но даже сказать «у меня нет сил» и «у меня другая позиция» — это уже важный шаг. За которым может последовать ещё один. Возможно, эта рефлексивно-этическая позиция превратится в новое действие в новой ситуации.

Мы создаём контекст, чтобы сопротивляться разными действиями.

Опыт Холокоста нас этому же учил — как люди сопротивлялись в невыносимых условиях. Это сопротивление — тоже действия по сохранению себя, помощи другим, по сохранению человечности! И это не менее важно, чем открыто сопротивляться. Для открытого сопротивления ещё должны сложиться условия, и наши разнообразные действия по возвращению себе контроля над происходящим могут подготавливать их возникновение.

Беларусы как сообщество судьбы

– Сообщество судьбы — это так про беларусов! Как думаешь, это сообщество закрытое?

– Солидарность бывает инклюзивная и эксклюзивная. Ведь антиваксеры тоже солидарны друг с другом, правые консерваторы, которые отказывают в правах другим людям и сообществам, тоже объединяются, но это такая эксклюзивная или исключающая солидарность.

Сообщество судьбы — сообщество тех, кто пережил какой-то значимый опыт, часто трагический, в котором пришлось (пере)осмыслить себя, найти новые ресурсы для взаимопомощи. В беларусском случае важно, что начавшаяся в 2020 году революция и реакция на неё режима коснулись очень большого количества людей. Можно рискнуть и сказать, что это задело всё беларусское общество. Мы прошли и проходим дальше это испытание, мы разделяем этот сложный опыт, и это скорее включающее, чем исключающее сообщество.

– Можно ли сказать, что это беларусское сообщество судьбы состоит из других сообществ? С одной стороны, многие объединены опытом воодушевляющим и позитивным, опытом коллективного марша и единения, с другой стороны — те, кто получил травмирующий опыт репрессий.  

– Мы обобщаем, когда говорим об одном сообществе. Да, какие-то вещи нас объединяют, какие-то разъединяют. Вопрос в том, как нам учитывать и различие наших опытов, и общность. И в этом помогают символы, например, бело-красно-белый флаг. Помогает описание опыта, разных его сторон.

Многие прошли через задержания, кто-то штраф заплатил, кто-то провёл в тюрьме небольшое количество времени, кто-то большое, кто-то там и сейчас остаётся. Говорить о том, что мы пережили и продолжаем переживать, начиная с 2020 года, только из перспективы трагедии недостаточно. Была и радость, которую мы испытали, когда выходили на улицы, мы по-другому восприняли свой город, мы увидели как нас много, мы поверили в себя как горизонтальное сообщество активных и ответственных граждан. Возможно, стоит описывать наш опыт как включающий много составляющих. Каждый участвовал в меру своего опыта и возможностей. Кто-то столкнулся с насилием непосредственно, кто-то узнал об этом опосредованно.

Но важно то, что мы все не согласны с насилием — и это нас объединяет, это нас всколыхнуло, нас это задело. Мы до сих пор живём этим. Мы хотим построить общество, в котором будем защищены от такого насилия.

О формировании повестки независимыми беларусскими медиа в изгнании

– Ты говорила про описание, учитывание разного опыта. Это и задача для беларусских независимых медиа. Какие темы тебе видятся особенно важными сегодня? 

– 2021 год был для Беларуси тяжёлым, он был связан с новыми задержаниями, процессами, с закрытием общественных организаций. Конечно, сейчас основная повестка — это война. Но очень важен, на мой взгляд, акцент на том, что беларусы продолжают борьбу, что люди остаются в тюрьмах, что их дальше задерживают — а это ведь показатель того, что сопротивление продолжается и несогласие общества с политикой Лукашенко никуда не делось. Я также с большой радостью читаю о том, что делают беларусы и беларуски за пределами Беларуси для нашего сообщества. Появились новые медиаресурсы, которые постоянно имеют в виду эту новую ситуацию. Ведь мы сейчас ушли из какой-то точки, но пока никуда не пришли. И в этой точке важно обозначение того, что мы в новом состоянии.

В 2020 году мы увидели появление беларусской диаспоры, она важна для того, чтобы отстаивать политическую и культурную субъектность Беларуси, чтобы рассказывать о беларусах за пределами Беларуси. Быть за пределами Беларуси частью своего, беларусского сообщества — отвечает современным демократическим трендам. Важный тренд, важная составляющая демократии сегодня — разнообразие, возможность иметь и развивать своё своеобразие и делиться им с другими.

Беларусы и беларуски вполне могут жить за границей и сохранять свою субъектность, принадлежность к своему сообществу в диалоге с другими сообществами. Это важно и для нас, и для других, которые не хотят замыкаться в своих сообществах, хотят разделять общий мир прав человека, гендерного и других видов равенства, плюрализма взглядов на мир и диалога между ними.

Нашим медиа, как мне кажется, сегодня очень важно писать о том, что делают беларуски и беларусы для Украины. Сложно найти какую-то активную беларусскую общественную организацию, которая бы не занималась помощью Украине. Хотелось бы читать больше о том, что и где делают наши правозащитники, экологи, феминистские организации… Узнать вообще судьбу наших инициатив, ведь их было закрыто более 650 и многие вовсе не отказались от своей деятельности.

Это активные люди, которые сейчас за пределами Беларуси, они ведь ещё и проводники ценностей и смыслов, важных для беларусского общества. И очень важно нам всем делиться мыслями и планами, тем, что мы думаем и делаем. Это важно и тем, кто уехал, и тем, кто внутри Беларуси. Многого же в Беларуси нельзя сделать или открыто отстаивать.

Зачистка независимых медиа и инициатив привела к тому, что стало меньше обсуждений. Эксперты в тюрьме или разбежались по блогам, площадки для дискуссий уничтожены. Важно сейчас озвучивать разные интерпретации, анализировать разные настроения, обсуждать это и вовлекать в эти обсуждения читателей.

Отдельно скажу, что тема политзаключённых должна оставаться в повестке. В международном пространстве эта тема слышна. Да, конечно, есть интерес к отдельным персоналиям, например, к Марии Колесниковой. Должны быть слышны и другие голоса, важно продолжать рассказывать истории разных политзаключённых. И роль медиа в этом велика.

ВАЖНО

В июне 2021 г. в немецком издательстве Suhrkamp вышла книга Ольги Шпараги «У революции женское лицо: случай Беларуси». В 2022 году эта книга вышла в Вильнюсе на русском языке, и её можно заказать тут. Книга готовится также к изданию на литовском языке. О других книгах и проектах можно прочесть тут.

Беседовала Ева Тарасевич